OR: Здравствуйте Вы слушаете подкаст из серии «Интервью с российским востоковедом», которое для вас подготовила редакция портала Orientalia Rossica – российское востоковедение XXI века. Меня зовут Елена Анатольевна Хохлова, я шеф-редактор Orientalia Rossica. В этом подкасте я беседую с Тамарой Юрьевной Каплан – профессором корееведом, который сыграл важнейшую роль в развитии современного корееведения на Дальнем Востоке. Здравствуйте, Тамара Юрьевна.
Каплан Т.Ю.: Здравствуйте, Лена, очень рада вас видеть и слышать.
OR: Тамара Юрьевна, у меня есть вопрос, который я давно хотела Вам задать. Как Вы пришли в корееведение? Представляется, что в 1970-е годы это не было каким-то очень популярным направлениям.
Каплан Т.Ю.: Это вопрос достаточно традиционный, потому что все равно, даже сейчас корейский язык остается достаточно экзотическим и редким, а уж тем более в те годы. Меня везде и всегда спрашивали, почему вы выбрали корейский язык. В 1969 году это было. Я приехала в ЛГУ на Восточной факультет, и несмотря на то, что я как все тогда мечтала поступить либо на японоведение, это было самое модное отделения, либо арабское отделение. Но несмотря на то, что я закончила школу с золотой медалью и сдала один экзамен на пятерку, выбора мне не предоставили. Комиссия, которая была перед зачислением, со мной побеседовала и без всяких объяснений, причин сказали на японское (отделение) мы вас взять не можем, а вот, пожалуйста, выбирайте: корейское отделение либо монгольское. Ну понятно, что даже в те годы это были достаточно непопулярные отделения, но мне сказали раз Вы хотели на японоведение, то на корейском языке второй язык - японский. Вот Вы его будете изучать и таким образом осуществите свою мечту. А если нет, то приезжайте на следующий год. Ну я подумала, подумала и решила, что ладно поступлю на корейское отделение, а там видно будет.
То есть я случайно поступила на корейское отделение, но с тех пор я никогда не жалела об этом. Это я говорю честно, совершенно откровенно, потому что учиться в ЛГУ в те годы было очень интересно. Плюс мне повезло, что после 4 курса мне и моему однокурснику, которой тоже известен в корееведческих кругах, предложили поехать на стажировку в Северную Корею в Пхеньян в университет имени Ким Ир Сена. Это тоже тогда было не такое простое дело, и мы целый год там проучились, что, конечно, очень много дало мне для понимания Кореи, и мой корейский язык улучшился, хотя, конечно, это был северокорейский вариант корейского языка.
После того как я закончила, вернее даже когда я еще заканчивала, приехал из Владивостока тогдашний декан Восточного факультета – Юрий Петрович Гавриловский, и он сказал, что они собираются возобновить преподавание корейского языка, и ему нужен специалист преподаватель. Таким образом, я согласилась поехать во Владивосток, думала, что на два года, потому что тогда существовало государственное распределение. Я его получила, думала, что два года отработаю, ну а потом посмотрю. Но вот так получилось, что вся моя жизнь после этого была связана с Дальним Востоком: сначала с ДВГУ, и вот последние годы, тоже много лет, с 2007 года я постоянно нахожусь в Южной Корее.
OR: Расскажите немного про то, какой была стажировка в Северной Корее в то время. Наши ребята тоже туда ездят сейчас, но я думаю, что сильно отличается то, что сейчас происходит в Северной Корее, то, как устроено образование сейчас и как это было тогда.
Каплан Т.Ю.: Тогда это было так. Мы приехали вдвоем с одногруппником, и так мы учились весь год вдвоем. У нас были занятия в отдельной аудитории. Для нас тогда это не казалось очень странным, потому что группы на Восточном факультете тоже были все очень маленькие. Я помню, как во Владивостоке, когда мы набрали группу в восемь человек, мы говорили, что это же невозможно заниматься, восемь человек как можно чему-то научить. Как можно научить корейскому языку восемь человек сразу? У нас группы были обычно и в Ленинграде, и во Владивостоке по пять человек, ну шесть человек. Так вот учились мы вдвоем, все занятия у нас были естественно на корейском языке, потому что наши преподаватели и не знали русского языка, хотя русский язык был в ходу тогда в Северной Корее, и очень неплохо его преподавали. Вот мы так и проучились целый город вдвоём. Нам посчастливилось учиться у знаменитого лингвиста Ким Ёнхвана профессора, который вот пожалуй единственный из северокорейских лингвистов известен и в Южной Корее, и его книги здесь печатаются. Нам посчастливилось у него учиться. В то время мы писали дипломную работу одну на двоих, такое тоже возможно было, и вдвоем ее защищали, представляли один труд. Это был перевод и комментарии средневекового письменного памятника «Ногольтэ онхэ». И вот профессор Ким Ёнхван нам очень помог с этим, потому что он большой специалист по истории корейского языка, и он нам, собственно, помог перевести это на современный корейский язык, и мы получается переводили уже потом с современного корейского. Кроме нас ещё там учились на полном курсе, то есть на пять лет, несколько русских студентов, мы с ними общались. Кроме того, были еще студенты из соцстран: ГДР, Болгарии много было из Китая студентов, из Вьетнама было несколько, Румынии. Мы со всеми поддерживали очень хорошие отношения. Ну учеба была интересная и очень полезная для нас, особенно в плане написания диплома. Без этой северокорейской стажировки мы бы, наверное, с ним не справились.
OR: А во Владивостоке, когда Вы приехали преподавать, интересно, кто же приходил на корейское отделение? И какая была мотивация?
Каплан Т.Ю.: Я приехала в 1975 году, первая группа была шесть человек. Просто одного отчислили вскоре, а вот пять человек закончили. Группа была очень хорошая. Вы знаете, как первая любовь, это была первая моя группа – первые выпускники, конечно, всех их помню и общалась с ними. Какая у них была мотивация: тогда на Восточный было поступить очень сложно, понятно, что никаких платных студентов не было. Поступить можно было достаточно легко только тем, кто либо работал и потом проходил такой рабфак назывался, либо после армии. Понятно, что те, кто поступали так, шли вне конкурса, и они были слабее, чем все остальные. Остальным приходилось выдерживать очень тяжелый конкурс, и при этом был гендерный ценз. Это было и в Ленинграде, и во Владивостоке, девушек брали только дестять процентов. Ну понятно почему, потому что сфера применения выпускников тогда корейского или других восточных языков достаточно узкая. Многие шли либо в армию, либо в другие структуры, в такие куда девушек не брали особенно. Мотивация у них была... ну на Дальнем Востоке все-таки знали кое-что о Корее, не так как на Западе страны, и поэтому кто-то хотел именно на корейский, кто-то так же, как и я в свое время хотел на японский или на китайский, но им предлагали корейский. И было у нас небольшое количество этнических корейцев, но очень мало, потому что их тоже очень неохотно принимали на корейское отделение. Была такая негласная установка. Учились тогда они хорошо, потому что шли в общем-то сильные ребята и девочки, девочки уж тем более, такой конкурс выдержать. И занимались с удовольствием. Хотя, конечно, и мне было ужасно трудно. Учебных пособий не было никаких, с Южной Корей, понятно, тоже не было никаких связей и литературы, интернета тоже не было. Что там говорить об интернете, у нас не было даже печатной машинки, и все мы писали от руки, либо делали фотокопии текстов. Ну кстати и я так же училась в Ленинграде, у нас были фотокопии текстов из Пхеньянского учебника для иностранцев, а лекции нам читал очень известной грамматист Васильев Анатолий Георгиевич, который учил нас все пять лет, он нам их читал, и под диктовку мы их записывали. И вот эти вот материалы, записанные под диктовку, лекции и фотокопии текстов из Пхеньянских учебников, но у меня, кстати, уже был и сам учебник после этой стажировки в Северной Корее, я привезла кое-какие книги, и вот таким образом я преподавала. Мои студенты тоже все записывали, потому что негде было бы иначе взять никаких материалов.
Потом приехал Владимир Васильевич Верхоляк, после меня через пять лет, он закончил тоже ЛГУ, приехал и мы с ним вскоре издали вдвоем первый учебник корейского языка для первого курса, где все тексты корейские он написал от руки. Почерк у него был хороший в отличие от моего, и, конечно, было уже удобнее заниматься, но это было только для первого курса. Для остальных мы использовали, правда во Владивостоке можно было купить северокорейской газету «Родон синмун», и вот где-то начиная с третьего курса, мы изучали вот эти вот тяжеловесные тексты. Понимаете, как в газете пишут, каким стилем: длиннющие предложения, периоды, лексика была, конечно, ну собственно, в то время и Советском Союзе была такая лексика. Вот так вот мы и занимались. Но вообще первый год я одна все преподавала, и было тогда у нас корейского языка, если память мне не изменяет, шестнадцать часов в неделю. И как я им только не надоела, я не знаю. Моим студентом каждый день меня видеть.
OR: А когда ситуация начала меняться? В 1990-е годы что происходило в корееведение во Владивостоке? Какие новые ребята начали приходить? Как Вы справлялись с преподаванием корейского языка в этих новых условиях в 1990-х годах?
Каплан Т.Ю.: Ну начнём с того, что у нас, точно год не помню, но в 1990-х у нас стали появляться южнокорейские преподаватели. Мы уже подготовили достаточно много своих выпускников, спрос увеличился. В 1990-е годы, конечно, стали намного больше набирать студентов. С установлением дипломатических отношений с Южной Кореей появилось много литературы, и ситуация, конечно, изменилась. С одной стороны, к лучшему, потому что нам стали доступны материалы, потом наконец стали появляться нормальные преподаватели, которых посылал корейский фонд, и открылись курсы корейского языка. Но у меня ситуация в 1995 году сложилась так, что я уехала преподавать в Южную Корею. И после этого то я приезжала сюда преподавать, то на стажировку. Ну конечно, основное место работы у меня было во Владивостоке. В конце концов, ведь когда я приехала в 1975 году во Владивосток – это был третий центр корееведения во всем громадном Советском Союзе. Один был в Ленинграде – ЛГУ, в Москве это был ИСАА при МГУ, МГИМО и Военный Институт Переводчиков. И в общем-то у этих учебных заведений были традиции, а во Владивостоке нам пришлось самим создавать все с нуля. Но вот эта ситуация, когда в 1990 годы корейских отделений образовалось по всей стране очень много, конечно, нас не радовала, потому что мы понимали, что это все дань моде, спросу, а уж что там происходит на самом деле мы в общем-то не знали. Наверное, нужно раз люди хотят, и тем более если это коммерчески выгодно, как-то университетам нужно выживать в такой ситуации.
OR: Меня еще заинтересовал вопрос, Вы рассказываете, что в 1970 годы японское отделение было популярнее корейского, то есть Япония была более близкой, знакомой страной?
Каплан Т.Ю.: Для Владивостока. Вы же знаете, что Владивосток – это порт, и очень много людей в то время ходили на судах в Японию. И студенты, которые учились на японском отделение видели перед собой перспективу, они могли проходить практику на судах, могли работать в Интуристе. В Хабаровске был Интурист, куда приезжали японцы (достаточно много групп), и они видели перед собой перспективу. Были тогда какие-то даже стажировки в Японию.
OR: Тамара Юрьевна, как изменилось Российское корееведение?
Каплан Т.Ю.: Российское корееведение изменилась в сторону диверсификации, я бы сказала. Когда я начинала, собственно, существовали две большие отрасли корееведения: филология, которая делилась на лингвистику и литературоведение, и история. Кроме того, еще были ученые, которые занимались этнографией Кореи, но тоже все в самом общем виде. А вот сейчас я смотрю, что наши молодые корееведы исследует самые разные отрасли – это и искусство Кореи, тоже раньше особенно этим никто не занимался, и корейская кухня, раньше даже мы себе и помыслить не могли, что такое можно изучать, и это интересно и полезно. Кроме того, сейчас очень развито направление политологии, экономики Кореи, мне кажется, это хорошо. Мы больше знаем, больше понимаем теперь о Корее.
Ну хотелось бы чтобы всё-таки появилось больше людей со степенями корееведения, это всегда было проблемой особенно в лингвистике. И до сих пор ведь нет новых докторов по корейской лингвистике. Вот если появятся, я была бы очень рада, и чтобы кто-то наконец написал бы еще одну грамматику корейского языка, потому что грамматика Холодовича, конечно, хорошая и мы до сих пор все пользуемся, но она ведь была издана очень давно. И грамматика Мазура ведь тоже содержит только морфологию, синтаксиса корейского языка на русском так никто и не написал до сих пор.
OR: Спасибо большое Тамара Юрьевна за то, что Вы сделали, что делаете для российского корееведения, за поколения учеников, которых воспитали. Я с гордостью говорю, что я ученик Тамары Юрьевны Каплан. Спасибо вам большое.
Каплан Т.Ю.: Я была рада побеседовать с вами. Конечно, за сорок минут, которые мы с вами говорили невозможно пересказать всю жизнь, а можно сказать, что моя вся жизнь связанная с корееведением. И, конечно, хотелось бы ещё что-то рассказать, но пусть те, кому интересно, звонят, пишут – мы поговорим.
До свидания.
OR: С вами была Orientalia Rossica, спасибо за внимание и до встречи в следующих подкастах.
Комментарии
Добавить комментарий